Три возраста собаковода (1)
Apr. 24th, 2008 07:58 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Преамбула. Данные записки основаны исключительно на личном опыте, поэтому ни в коей мере не претендуют на обобщение, тем более художественное. Здесь вообще не будет никакого художества, а будет одна лишь голая правда о доминикиной жизни — такой, какой она ей видится сквозь призму прожитых собак.
Итак...
Детство
Детство собаковода проходит в тоске и нытье. Безысходной тоской наполняется его взгляд, когда он встречает чужую собаку (это, кстати, позволяет надежно отличить маленького собаковода от просто любителя собак; любитель обычно сияет и радостно лезет потискать, собаковод же именно тоскует — очередной раз осознав невозможность обладать; обладание, а не утеха — вот истинная цель собаковода). Нытьем же наполняется почти каждый день несчастных родителей маленького фанатика.
Мне с родителями в этом смысле повезло. Мой папа был умеренным собачником и обладал способностью убеждать мою маму. После краткой, но поучительной беседы с завсекцией тойтерьеров (мама стремилась минимизировать зло — чтобы видно и слышно особо не было) мы купили беспородную трехцветную собачонку на Птичке. Ее назвали Дэзи в честь одной из отцовских овчарок.
Она разрешала мне водить себя на поводке, и это уже много, поскольку миску на пол ей ставила мама, а объектом безграничного сучьего обожания был, естественно, глава семьи. Я уже многое плохо помню... Плохо помню, как Дэзи болела чумкой, и мы возили ее в ветеринарку, напоминавшую коровник, во дворе которой ходили стреноженные лошади. Плохо помню, скучала ли я по ней, когда меня отправляли на месяц-полтора в лагерь. И уж совсем не помню, почему однажды мне вдруг захотелось состричь ей шерсть на шее... ну, будем считать, что я тогда уже подсознательно тяготела к породам, которые нуждаются в парикмахерской обработке.
Зато я хорошо помню, как любил ее отец. "Обижали соба-а-ку..." — говорил он ей с непередаваемой интонацией каждый вечер, приходя с работы. Дуська лебезила перед ним, прижимала уши и всячески показывала — мол, да, конечно обижали, наконец-то ты пришел, мой обожаемый спаситель... Потом она снимала с него носки под столом и оба блаженствовали.
Зимой он купал ее в снегу — забрасывал в глубокий сугроб, откуда она, смешно барахтаясь, в конце концов выбиралась и опрометью бежала к "мучителю" за новой порцией "издевательств". Три раза он позволил ей стать матерью никому не нужных щенков. Видимо, он держался развеянного современной прагматичной наукой убеждения, что сучка должна рожать "для здоровья".
Может быть, современная наука и права... Во всяком случае Дэзи материнство не помогло — лет в одиннадцать она все-таки заболела "по-сучьи". После операции отец привез ее домой, бесчувственную и обмотанную бинтами, и оставил на мое попечение. Мне было почти девятнадцать, у меня уже было двое детей, но маленькому собаководу еще предстояло пройти последнюю ступень взросления: сесть на корточки перед своей старой собакой, слушать агональное дыхание, которое не спутаешь ни с чем, и, наконец, прикоснуться пальцем к застывшему раскрытому глазу... чтобы уж не было никакой ошибки.
Детство — это важный возраст в жизни каждого собаковода. Оно дается затем, чтобы научиться любить и научиться принимать смерть. Без этого дальше никак.
Итак...
Детство
Детство собаковода проходит в тоске и нытье. Безысходной тоской наполняется его взгляд, когда он встречает чужую собаку (это, кстати, позволяет надежно отличить маленького собаковода от просто любителя собак; любитель обычно сияет и радостно лезет потискать, собаковод же именно тоскует — очередной раз осознав невозможность обладать; обладание, а не утеха — вот истинная цель собаковода). Нытьем же наполняется почти каждый день несчастных родителей маленького фанатика.
Мне с родителями в этом смысле повезло. Мой папа был умеренным собачником и обладал способностью убеждать мою маму. После краткой, но поучительной беседы с завсекцией тойтерьеров (мама стремилась минимизировать зло — чтобы видно и слышно особо не было) мы купили беспородную трехцветную собачонку на Птичке. Ее назвали Дэзи в честь одной из отцовских овчарок.
Она разрешала мне водить себя на поводке, и это уже много, поскольку миску на пол ей ставила мама, а объектом безграничного сучьего обожания был, естественно, глава семьи. Я уже многое плохо помню... Плохо помню, как Дэзи болела чумкой, и мы возили ее в ветеринарку, напоминавшую коровник, во дворе которой ходили стреноженные лошади. Плохо помню, скучала ли я по ней, когда меня отправляли на месяц-полтора в лагерь. И уж совсем не помню, почему однажды мне вдруг захотелось состричь ей шерсть на шее... ну, будем считать, что я тогда уже подсознательно тяготела к породам, которые нуждаются в парикмахерской обработке.
Зато я хорошо помню, как любил ее отец. "Обижали соба-а-ку..." — говорил он ей с непередаваемой интонацией каждый вечер, приходя с работы. Дуська лебезила перед ним, прижимала уши и всячески показывала — мол, да, конечно обижали, наконец-то ты пришел, мой обожаемый спаситель... Потом она снимала с него носки под столом и оба блаженствовали.
Зимой он купал ее в снегу — забрасывал в глубокий сугроб, откуда она, смешно барахтаясь, в конце концов выбиралась и опрометью бежала к "мучителю" за новой порцией "издевательств". Три раза он позволил ей стать матерью никому не нужных щенков. Видимо, он держался развеянного современной прагматичной наукой убеждения, что сучка должна рожать "для здоровья".
Может быть, современная наука и права... Во всяком случае Дэзи материнство не помогло — лет в одиннадцать она все-таки заболела "по-сучьи". После операции отец привез ее домой, бесчувственную и обмотанную бинтами, и оставил на мое попечение. Мне было почти девятнадцать, у меня уже было двое детей, но маленькому собаководу еще предстояло пройти последнюю ступень взросления: сесть на корточки перед своей старой собакой, слушать агональное дыхание, которое не спутаешь ни с чем, и, наконец, прикоснуться пальцем к застывшему раскрытому глазу... чтобы уж не было никакой ошибки.
Детство — это важный возраст в жизни каждого собаковода. Оно дается затем, чтобы научиться любить и научиться принимать смерть. Без этого дальше никак.