Эстонский Честертон
May. 21st, 2006 09:03 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
На второй день моего визита в Таллин, когда я уже много узнала о пожарах в городе и на отдаленных хуторах*, полюбовалась на водопады и оседлала прирученного Калле Васиным** крокодила, под вечер у меня выпало личное время***, и я решила просто побродить по Старому городу.
Как ни странно, ноги незамедлительно и совершенно самостоятельно привели меня к доминиканскому монастырю.
Войдя во дворик, я увидела на стене объявление, гласящее, что музей доминиканского монастыря откроется только в мае. Но это не слишком меня огорчило, поскольку культовые постройки и все, что с ними связано, интересуют меня отнюдь не в историко-культурном, а скорее в практическом смысле.
Для желающих могу все же дать краткую историческую справку. Основан монастырь был, как нетрудно догадаться, в 1246 году. При нем была открыта школа, в которой эстонские мальчики могли получить образование на латыни, что, несомненно, было для них большим счастьем ("Сикут, сикут... " — "Секут! Да еще как секут!"). Зато, проучив три года теологию, шесть — философию и разные другие полезные и нужные предметы, они могли отправиться для получения общего образования в какой-нибудь европейский университет.
Конец мирному монашескому труду, состоявшему в миссионерстве и сборе пожертвований, положила, естественно, Реформация. Подозреваю, что именно то, что не успели в праведном рвении доколотить борцы с изображениями и низвергатели идолов, и составляет теперь экспозицию музея.
Когда все немного улеглось (лет этак через 300, в 1844 году), бывшая монастырская трапезная была восстановлена в неоготическом стиле и получила название церкви Петра и Павла, которая действует и сейчас.
Это было одно из самых малолюдных богослужений, на которых я когда-либо присутствовала (не считая посещений сестер-кармелиток, но это отдельная песня).
Священник был огромен, кругл и громогласен, служба была на английском, так что неудивительно, что у меня возникли ассоциации вполне определенного свойства. Евангельское чтение было про апостола Фому, того самого, неверующего, желавшего вложить персты и так далее...
В предисловии к "Книге Иова" Честертон противопоставлял скептицизму человека ("обиженного оптимиста", как он квалифицировал ветхозаветного страдальца) скептицизм самого Творца. "Эстонский Честертон" в своей проповеди долго и воодушевленно развивал тему своего собственного скептицизма, непринужденно перебрасываясь шутками с прихожанами и монахинями, никого никому особо не противопоставляя, но тем не менее трудно было не думать о том, какое же утешение может получить, и получит ли, современный скептик или "обиженный оптимист", который все-таки хочет, чтобы его убедили, "то есть думает, что Бог м о ж е т его убедить".
Чтобы утешить Иова, Бог заставляет его "увидеть поразительный мир, даже если для этого надо показать мир дурацкий", но это, боюсь, мало помогло бы современному человеку — "механическому оптимисту", который "пытается оправдать мир на том основании, что он разумен и связен". Чтобы убедить Фому в истинности Воскресения, Иисус является ему и предлагает простой опыт, но и этим уже, пожалуй, не проймешь человека, который не всегда верит собственным глазам (а чего им верить-то, живя в эпоху Фотошопа и Спецэффекта?) и вот-вот перестанет доверять остальным органам чувств (кушая "мясо" из сои и запивая безалкогольным "пивом")...
Если вы меня спросите, почему я все-таки верю, я не буду знать, что ответить. Это как-то "случилось". Если вы думаете, что "эстонский Честертон" видел своими глазами воскресшего Христа, то я вас разочарую. Его слова помогли бы человеку, иногда сомневающемуся, но все-таки верующему или хотя бы желающему верить. В конце концов, фраза "Господи! Убеди меня в том, что Ты есть!" лишена какого-либо смысла.
Примечания.
*Здесь нет иронии. Я уважительно отношусь к работе пожарных.
** Калле Васин = Калевасын = Калевипоег.
***Здесь тоже нет иронии. Мне очень нравится, когда люди, очень приятные в общении и очень любящие свой город, везде меня таскают и все показывают. В Хорватии мне этого очень не хватало...
Как ни странно, ноги незамедлительно и совершенно самостоятельно привели меня к доминиканскому монастырю.
Войдя во дворик, я увидела на стене объявление, гласящее, что музей доминиканского монастыря откроется только в мае. Но это не слишком меня огорчило, поскольку культовые постройки и все, что с ними связано, интересуют меня отнюдь не в историко-культурном, а скорее в практическом смысле.
Для желающих могу все же дать краткую историческую справку. Основан монастырь был, как нетрудно догадаться, в 1246 году. При нем была открыта школа, в которой эстонские мальчики могли получить образование на латыни, что, несомненно, было для них большим счастьем ("Сикут, сикут... " — "Секут! Да еще как секут!"). Зато, проучив три года теологию, шесть — философию и разные другие полезные и нужные предметы, они могли отправиться для получения общего образования в какой-нибудь европейский университет.
Конец мирному монашескому труду, состоявшему в миссионерстве и сборе пожертвований, положила, естественно, Реформация. Подозреваю, что именно то, что не успели в праведном рвении доколотить борцы с изображениями и низвергатели идолов, и составляет теперь экспозицию музея.
Когда все немного улеглось (лет этак через 300, в 1844 году), бывшая монастырская трапезная была восстановлена в неоготическом стиле и получила название церкви Петра и Павла, которая действует и сейчас.
Это было одно из самых малолюдных богослужений, на которых я когда-либо присутствовала (не считая посещений сестер-кармелиток, но это отдельная песня).
Священник был огромен, кругл и громогласен, служба была на английском, так что неудивительно, что у меня возникли ассоциации вполне определенного свойства. Евангельское чтение было про апостола Фому, того самого, неверующего, желавшего вложить персты и так далее...
В предисловии к "Книге Иова" Честертон противопоставлял скептицизму человека ("обиженного оптимиста", как он квалифицировал ветхозаветного страдальца) скептицизм самого Творца. "Эстонский Честертон" в своей проповеди долго и воодушевленно развивал тему своего собственного скептицизма, непринужденно перебрасываясь шутками с прихожанами и монахинями, никого никому особо не противопоставляя, но тем не менее трудно было не думать о том, какое же утешение может получить, и получит ли, современный скептик или "обиженный оптимист", который все-таки хочет, чтобы его убедили, "то есть думает, что Бог м о ж е т его убедить".
Чтобы утешить Иова, Бог заставляет его "увидеть поразительный мир, даже если для этого надо показать мир дурацкий", но это, боюсь, мало помогло бы современному человеку — "механическому оптимисту", который "пытается оправдать мир на том основании, что он разумен и связен". Чтобы убедить Фому в истинности Воскресения, Иисус является ему и предлагает простой опыт, но и этим уже, пожалуй, не проймешь человека, который не всегда верит собственным глазам (а чего им верить-то, живя в эпоху Фотошопа и Спецэффекта?) и вот-вот перестанет доверять остальным органам чувств (кушая "мясо" из сои и запивая безалкогольным "пивом")...
Если вы меня спросите, почему я все-таки верю, я не буду знать, что ответить. Это как-то "случилось". Если вы думаете, что "эстонский Честертон" видел своими глазами воскресшего Христа, то я вас разочарую. Его слова помогли бы человеку, иногда сомневающемуся, но все-таки верующему или хотя бы желающему верить. В конце концов, фраза "Господи! Убеди меня в том, что Ты есть!" лишена какого-либо смысла.
Примечания.
*Здесь нет иронии. Я уважительно отношусь к работе пожарных.
** Калле Васин = Калевасын = Калевипоег.
***Здесь тоже нет иронии. Мне очень нравится, когда люди, очень приятные в общении и очень любящие свой город, везде меня таскают и все показывают. В Хорватии мне этого очень не хватало...