Окно в стене-1
Feb. 16th, 2008 12:34 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
"...хватит станковых картин! Живопись не может претендовать на свободу, которая оторвала бы ее от других искусств! Стены, стены надо украшать!" — такие настроения, по словам Жана Веркаде, господствовали среди художников в конце 1890-х годов. Молодые польские живописцы охотно внимали этим призывам, чувствуя, что "свобода, отрывающая от других искусств", на деле оборачивается душной клеткой салона.
Раскрасить стену! Какой ребенок не мечтает об этом? Как можно доверить свои фантазии и мечты жалкому листку бумаги, когда можно подойти к делу во всех смыслах фундаментально? "Нечего и думать об обучении декоративному искусству тому, на кого стены не производят впечатления, если мечта об их украшении и красоте не захватывает всецело его ум, не становится его второй душой...", — писал Выспяньский.
А где стена, там должно быть и окно. Если его нет, его надо прорубить, чему есть несколько исторических примеров. Но "мало было пробить окно в Европу, наиважнейшим этапом было выбраться сквозь рамы этого окна на широкую поляну и триумфальным маршем пройти туда, где души всех народов сливаются в единый очаг - человечество, в котором нет ни препон, ни разделений, есть только единство всех душ - то, что позволяет мне через любое творение любого народа смотреться в собственную душу как в собственное, "национальное" зеркало". (С. Пшибышевский)
Мехофферу удалось все. И пробить окно, и выбраться на широкую поляну, и искусно расставить вокруг европейского очага вполне национальные, польские зеркала.
А началось все в середине 1890-х годов, когда Тадеуш Стрыеньский подбил молодого Мехоффера участвовать в конкурсе проектов витражей для Кафедрального собора св. Николая во Фрибурге. Мехоффер послал на конкурс проект, который сам считал "рутинным": "верняк, рассчитанный на эффект, который и был достигнут".
Не думаю, чтобы он кокетничал. Действительно, "Апостолы", в которых искусствоведам угодно видеть блестящую реализацию принципов зрелого модерна, на фоне последующих работ Мехоффера выглядят простовато-ученически. Зато на фоне остальных работ, присланных на конкурс, с их "бездушной банальностью, лишенной глубокой мысли и символики", полные сдержанного драматизма образы Мехоффера были как глоток свежего воздуха, ворвавшегося через пресловутое окно.
Хорошей фотографии "Апостолов" у нас с Эхидной нет. Есть плохонькая на жадном французском сайте, посвященном органам и витражам. Сходите, взгляните, потому что украсть они не дают: http://www.orgues-et-vitraux.ch/d2w/dispimagewin.asp?IdDocument=3669&IdMaster=140
При желании и хорошем качестве изображения (чего, извините, нет) уже можно видеть, как стремится Мехоффер объединить два спаренных готических окна в единое целое — не только темой, но и художественными средствами, и силой мысли. Слева направо он последовательно разыгрывает драму, сюжет которой — путь человека к Христу: вот сокрушенный и отчавшийся Петр, вот ликующий Иоанн, узревший спасение и Славу Божию; вот Иаков Старший, борющийся с тьмой и соблазном; и, наконец, Андрей, восклицающий "О блаженный крест!" и жаждуший испытать муки, которые приблизят его к Господу. Впрочем, немалая заслуга в столь высокой идейной наполненности витражей, несомненно, принадлежит отцу-доминиканцу Иоахиму Бертье, который разрабатывал их программы.
Следующим витражом из этой серии были "Мученики". Целиком вы их снова можете увидеть на жадном сайте http://www.orgues-et-vitraux.ch/d2w/dispimagewin.asp?IdDocument=3668&IdMaster=140, а вот как хороши они на самом деле:

Зрительно витраж объединяют полоса горящих ирисов и стая черных воронов — вестников скорой гибели. Лицо Катерины спокойно, но из нижнего яруса витража на нее уже надвигается колесо. Барбара охвачена блаженным видением причастной Чаши, но глаза ее отца белы от ярости и кулак уже занесен.

Еще один сквозной мотив витража — "плакальщицы", склоняющиеся над телами Себастьяна, Маврикия, Катерины и Барбары.

А сверху, прямо из-под "розы" пары "свидетелей" — судя по одежде, современников Мехоффера, духовно созерцают подвиг веры, также добавляя витражу единства и завершенности.
Примечательно, что святая Барбара изображена Мехоффером на фоне краковской Столярской башни и прилегающих к ней стен. Этот факт пригодится вам, если вы решитесь читать вторую часть моего опуса.
Раскрасить стену! Какой ребенок не мечтает об этом? Как можно доверить свои фантазии и мечты жалкому листку бумаги, когда можно подойти к делу во всех смыслах фундаментально? "Нечего и думать об обучении декоративному искусству тому, на кого стены не производят впечатления, если мечта об их украшении и красоте не захватывает всецело его ум, не становится его второй душой...", — писал Выспяньский.
А где стена, там должно быть и окно. Если его нет, его надо прорубить, чему есть несколько исторических примеров. Но "мало было пробить окно в Европу, наиважнейшим этапом было выбраться сквозь рамы этого окна на широкую поляну и триумфальным маршем пройти туда, где души всех народов сливаются в единый очаг - человечество, в котором нет ни препон, ни разделений, есть только единство всех душ - то, что позволяет мне через любое творение любого народа смотреться в собственную душу как в собственное, "национальное" зеркало". (С. Пшибышевский)
Мехофферу удалось все. И пробить окно, и выбраться на широкую поляну, и искусно расставить вокруг европейского очага вполне национальные, польские зеркала.
А началось все в середине 1890-х годов, когда Тадеуш Стрыеньский подбил молодого Мехоффера участвовать в конкурсе проектов витражей для Кафедрального собора св. Николая во Фрибурге. Мехоффер послал на конкурс проект, который сам считал "рутинным": "верняк, рассчитанный на эффект, который и был достигнут".
Не думаю, чтобы он кокетничал. Действительно, "Апостолы", в которых искусствоведам угодно видеть блестящую реализацию принципов зрелого модерна, на фоне последующих работ Мехоффера выглядят простовато-ученически. Зато на фоне остальных работ, присланных на конкурс, с их "бездушной банальностью, лишенной глубокой мысли и символики", полные сдержанного драматизма образы Мехоффера были как глоток свежего воздуха, ворвавшегося через пресловутое окно.
Хорошей фотографии "Апостолов" у нас с Эхидной нет. Есть плохонькая на жадном французском сайте, посвященном органам и витражам. Сходите, взгляните, потому что украсть они не дают: http://www.orgues-et-vitraux.ch/d2w/dispimagewin.asp?IdDocument=3669&IdMaster=140
При желании и хорошем качестве изображения (чего, извините, нет) уже можно видеть, как стремится Мехоффер объединить два спаренных готических окна в единое целое — не только темой, но и художественными средствами, и силой мысли. Слева направо он последовательно разыгрывает драму, сюжет которой — путь человека к Христу: вот сокрушенный и отчавшийся Петр, вот ликующий Иоанн, узревший спасение и Славу Божию; вот Иаков Старший, борющийся с тьмой и соблазном; и, наконец, Андрей, восклицающий "О блаженный крест!" и жаждуший испытать муки, которые приблизят его к Господу. Впрочем, немалая заслуга в столь высокой идейной наполненности витражей, несомненно, принадлежит отцу-доминиканцу Иоахиму Бертье, который разрабатывал их программы.
Следующим витражом из этой серии были "Мученики". Целиком вы их снова можете увидеть на жадном сайте http://www.orgues-et-vitraux.ch/d2w/dispimagewin.asp?IdDocument=3668&IdMaster=140, а вот как хороши они на самом деле:

Зрительно витраж объединяют полоса горящих ирисов и стая черных воронов — вестников скорой гибели. Лицо Катерины спокойно, но из нижнего яруса витража на нее уже надвигается колесо. Барбара охвачена блаженным видением причастной Чаши, но глаза ее отца белы от ярости и кулак уже занесен.


Еще один сквозной мотив витража — "плакальщицы", склоняющиеся над телами Себастьяна, Маврикия, Катерины и Барбары.

А сверху, прямо из-под "розы" пары "свидетелей" — судя по одежде, современников Мехоффера, духовно созерцают подвиг веры, также добавляя витражу единства и завершенности.
Примечательно, что святая Барбара изображена Мехоффером на фоне краковской Столярской башни и прилегающих к ней стен. Этот факт пригодится вам, если вы решитесь читать вторую часть моего опуса.