![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Продолжая тему яблок,
начатую ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
ejidna очень кстати где-то сегодня в ночи: http://ejidna.livejournal.com/149627.html
А поскольку начали с яблок, смородиной и продолжим. Ее бабушка моя в банки катала. С сахаром. Один к полутора. Выглядело так:
— Женя! — это обращаясь к моему отцу. — Принеси смородину. В шкафчике там. Только год посмотри, 70-й не бери пока, там еще 69-го стоять должны.
Год на календаре меж тем стоял уже 72-й.
Вскоре бабушки не стало, но смородиновое дело было продолжено. А "в шкафчике там" кроме банок стояли еще и лыжи. Поэтому семейный выход на них в лес превращался многими движениями руки в мероприятие по извлечению расплодившихся банок и последующему заталкиванию их обратно в шкаф. В общем, мы были легкими на подъем.
А еще бабушка всегда доедала старый хлеб; пока не доест, к новому не притрагивалась. Понятно, свежего хлеба бабушка так никогда и не ела, что, может, и полезно, но обидно.
Все эти бытовые примеры я веду к нехитрой мысли: кроме не нахватывать лишнего неплохо бы еще и уметь бросать.
А как тут бросишь? С детства тебе говорят: смотри, пробросаешься. Говорят: имеем — не ценим, потерявши — плачем. Пугают черным днем и семью коровами тощими.
И ты пугаешься этих страшных коров, кожа-да-кости, в глазах голодный огонь, плотоядный, как в стране невыученных уроков. Выучиваешь уроки. Бережливо грызешь черствую корочку, отворачивая нос от благоухающей свежей булки. Ставишь в шкаф пойманную и запертую в банки смородину, и сам становишься пленником этих банок: уже не выбежать легко на лыжах по морозцу туда, где утро и солнце, уже только сидеть и ждать "черного дня", и ничего, что он так и не наступит, а все дни, пока ждал, окажутся серыми... Сохраняешь, сохраняешь отношения, которые давно себя исчерпали, потому что иначе — страшно, зыбко, а тут все-таки стенка, вдруг понадобится прислониться, и ничего, что из нее торчит арматурина, изогнешься как-нибудь, проявишь гибкость.
И оказывается постепенно такого полу-нужного, такого "авось пригодится", такого "как же так, трудов-то вложено" — целый воз и маленькая тележка. Толкаешь, пыхтишь. "Бедняжка, как тяжело-то тебе", — говорит кто-то добрый и близкий, гладит по голове, чуть ли не пристраивается рядом — помогать, и тебе вдруг становится стыдно. Ты ведь сам все это нагреб и тащишь зачем-то. При чем тут ни в чем не повинные люди? Останавливаешься, пытаешься разобраться в этой куче хлама.
Кое-что ты вообще сюда положил только по привычке. Это будет легче всего. Это как вчера отдать прохожему свою зажигалку: "Оставьте у себя, мне больше не нужно". Потом настает черед ненужного, но жалкого. А себя не жальче? То-то. И вот наконец то, без чего "страшно подумать, как жить-то буду".
Не думать и не бояться — вот что в этом деле самое трудное.
ejidna очень кстати где-то сегодня в ночи: http://ejidna.livejournal.com/149627.htmlА поскольку начали с яблок, смородиной и продолжим. Ее бабушка моя в банки катала. С сахаром. Один к полутора. Выглядело так:
— Женя! — это обращаясь к моему отцу. — Принеси смородину. В шкафчике там. Только год посмотри, 70-й не бери пока, там еще 69-го стоять должны.
Год на календаре меж тем стоял уже 72-й.
Вскоре бабушки не стало, но смородиновое дело было продолжено. А "в шкафчике там" кроме банок стояли еще и лыжи. Поэтому семейный выход на них в лес превращался многими движениями руки в мероприятие по извлечению расплодившихся банок и последующему заталкиванию их обратно в шкаф. В общем, мы были легкими на подъем.
А еще бабушка всегда доедала старый хлеб; пока не доест, к новому не притрагивалась. Понятно, свежего хлеба бабушка так никогда и не ела, что, может, и полезно, но обидно.
Все эти бытовые примеры я веду к нехитрой мысли: кроме не нахватывать лишнего неплохо бы еще и уметь бросать.
А как тут бросишь? С детства тебе говорят: смотри, пробросаешься. Говорят: имеем — не ценим, потерявши — плачем. Пугают черным днем и семью коровами тощими.
И ты пугаешься этих страшных коров, кожа-да-кости, в глазах голодный огонь, плотоядный, как в стране невыученных уроков. Выучиваешь уроки. Бережливо грызешь черствую корочку, отворачивая нос от благоухающей свежей булки. Ставишь в шкаф пойманную и запертую в банки смородину, и сам становишься пленником этих банок: уже не выбежать легко на лыжах по морозцу туда, где утро и солнце, уже только сидеть и ждать "черного дня", и ничего, что он так и не наступит, а все дни, пока ждал, окажутся серыми... Сохраняешь, сохраняешь отношения, которые давно себя исчерпали, потому что иначе — страшно, зыбко, а тут все-таки стенка, вдруг понадобится прислониться, и ничего, что из нее торчит арматурина, изогнешься как-нибудь, проявишь гибкость.
И оказывается постепенно такого полу-нужного, такого "авось пригодится", такого "как же так, трудов-то вложено" — целый воз и маленькая тележка. Толкаешь, пыхтишь. "Бедняжка, как тяжело-то тебе", — говорит кто-то добрый и близкий, гладит по голове, чуть ли не пристраивается рядом — помогать, и тебе вдруг становится стыдно. Ты ведь сам все это нагреб и тащишь зачем-то. При чем тут ни в чем не повинные люди? Останавливаешься, пытаешься разобраться в этой куче хлама.
Кое-что ты вообще сюда положил только по привычке. Это будет легче всего. Это как вчера отдать прохожему свою зажигалку: "Оставьте у себя, мне больше не нужно". Потом настает черед ненужного, но жалкого. А себя не жальче? То-то. И вот наконец то, без чего "страшно подумать, как жить-то буду".
Не думать и не бояться — вот что в этом деле самое трудное.